Впервые за триста лет существования Тобольского театра здесь поставлены "Игроки" по Гоголю.

Событие не столь важное, но тоже с оттенком дебюта: впервые посмотрела тоболяков на родной сцене. До этого приходилось видеть их в Тюмени на гастролях и в фестивальной программе "Золотого Конька". Впечатления 1998 и 2000 годов были не в пользу гостей: бедный, безнадежно устарелый театр, торжество дурного вкуса. Новое лицо тобольской "драмы" приоткрылось полтора года назад в постановке "Очень простая история": большинство актеров работали азартно, в хорошем материале; сюжет преломлен трактовкой Валерия Медведева, разделившего почти непроницаемой стеной нарочито приземленный, убогий мир людей и масочный карнавал животных. Потом тоболяки привезли "С любимыми не расставайтесь" -симпатичное ретро, подобное ожерелью из речного жемчуга: вроде бы ничего особенного, но приятно наблюдать череду талантливых актерских миниатюр. На гастролях нынешней весной тобольский театр предстал совершенно неузнаваемым в "Коньке Горбунке" режиссера Алексея Молостова и художника Алексея Паненкова. Трудно назвать это шедевром, но, по-моему, прорыв в другую реальность, освоение другой эстетики полезны для театра, особенно в ситуации, когда ему угрожает сползание в пошлость.

Премьера "Игроков" Показала, что поиск идет во всех направлениях, и для тобольской "драмы" не потерян путь к психологизму. Проводником стал Михаил Поляков, одержимый детальной психологической проработкой текста.

К взаимному удовольствию режиссера и труппы тобольский театр действительно богат актерами, здесь нашлось достаточно профессионалов, чтобы сыграть восемь мужских ролей. Первый спектакль оказался особенно удачным для Левана Допуа (Глов-младший), Анвара Гумирова (Замухрышкин) и Сергея Радченко (Утешительный). Нервозная обстановка премьеры не помешала им существовать правдиво, максимально естественно. Персонаж Допуа, помимо того, что он внешне милый, привлекает зрительскую любовь бурлением молодой силы, высокой скоростью проживания эмоций. Персонаж Радченко - самая загадочная фигура пьесы, один из гоголевских демонов, ларчик не то что с двойным дном, а вообще без дна. Эту актерскую работу можно было бы признать лучшей, если бы Радченко всегда внятно подавал текст. Персонаж Гумирова - праздник перевоплощения, роль сыграна как по нотам, не потеряно ни одного слова, донесены все смысловые нюансы. Евгений Пономарев (Швохнев) и Юрий Мазур (Глов-старший) сыграли неровно, хотя у них были яркие эпизоды, которые позволяют надеяться на успех в будущих спектаклях. Гаврюшка Василия Микульского присутствует на сцене считанные минуты, но его персонаж не теряется в общей картине. Сожалею, что не успела увидеть в роли Глова-младшего Константина Орлова (он играет в другом составе), однако и второстепенный персонаж Алексей в исполнении Орлова хорош: бледный двойник Утешительного, чертова прислуга, не наделенная обаянием господина.

"Игроки" Гоголя - сложная для постановки пьеса. Кто-то говорит, что она для чтения не годится: слишком скучна. Вроде бы это водевиль, но какой-то нескладный, перегруженный. Можно выудить нравоучительную историю, парафраз "На всякого мудреца довольно простоты": ловок мошенник Ихорев, да нашлись мошенники покруче; впрочем, их тоже когда-нибудь обманут, потому что удачливы лишь глупцы. Но стоит ли огород городить ради куцей морали? Поляков выстроил детектив. Особенный, русский детектив. Блуждание в иллюзорном лабиринте закончится тупиком, безысходной жутью. Чтобы публика поверила финалу и ужаснулась, требуется немалое вложенье актерских сил. Прежде всего, должен быть убедительным центральный персонаж, Ихорев, а этого на премьере не случилось, хотя Павел Жук очень старался.

Режиссер, он же сценограф, нагнетает тревогу еще до начала спектакля. Сцена закрыта стеной темно-зеленого цвета, сквозь который просачивается красный. Посреди стены - рама, якобы элемент декора. Перекличка с интерьером благородного дома мимолетна, название спектакля рождает другие ассоциации: сукно игорного стола, пропитанное вином и кровью, карточная рубашка, казенные мундиры. Вдруг рама открывается створками внутрь, образуя стены гостиничного номера; створки, продолженные выгородкой, сближаются в перспективе, как если бы в двухмерном пространстве изобразили трехмерное. Сцена - шкатулка с потайными карманами, ящик иллюзиониста, где исчезнет тело обманутого обманщика, словно его и не было никогда. В окошке двери, расположенной у задника, мерцает тусклый свет, к стеклу приплюснуто бледное лицо...

Дверь открывается, в комнату проникает человек, он расставляет мебель, его действия вполне обычны для слуги, готовящего номер к заселению, однако настроение эпизода диссонирует с внешним бытовизмом, внушает мысль о криминальной подоплеке. Зрителю не позволят долго размышлять над загадкой несоответствия, отвлекут. Решение припасено к финалу, где начальный эпизод повторен, но уже с предысторией: в номер крадучись пробрался слуга, обнаружил мертвеца, обобрал его, оттащил труп в угол, нагромоздил вокруг мебель, ушел; затемнение - свет - и снова в углу только мебель, в дверном окошке бледное лицо. Померещился мертвец, или то была одна из многих жертв в бесконечной цепи преступлений? К выводу, что мы увидели мираж, подталкивает серия перевертышей, разоблачений, ловкая подмена имен и обстоятельств, подобная подмене карт в игре. Доверие к реальности исчерпано, в этом искаженном мире все мнимо, все только кажется плотным, объемным, узнаваемым.

Раскапывая пьесу, режиссер миновал слои анекдота, водевиля, мистики и вышел в пустоту. Его спектакль - метафора пустоты. Ничего нет: ни страны, ни людей. Или бывают такие страны, где люди тратят жизнь на изучение шулерских приемов и полагают ничегонеделанье наилучшим занятием?

Чувствуется, тобольским актерам понравилось работать с Михаилом Поляковым. Но иначе и быть не могло, ведь Полякову интересен актер, а не фокусы, и он не кокетничает, говоря, что актер главный в театре.

Какая бы судьба не ожидала "Игроков" (увы, много предпосылок к тому, что судьба будет тяжелой: тобольская публика еще меньше, чем тюменская, расположена к мыслительному напряжению, желает легкого смеха и хэппиэндов), это непроходная постановка.